Вопреки сложившейся традиции, эту выставку не стоит называть «проектом». Просто «Ковчег» впервые представил персональную экспозицию автора, с которым давно и плодотворно работал – и как с художником-графиком, и как с коллекционером и знатоком искусства. Некоторые анкетные данные. Александр Ливанов родился в 1938, в 1955-61 учился на художественном факультете ВГИКа, с 1963 - член Союза художников. Тогда же, во времена хрущевской оттепели, начал участвовать в выставках.
«ВГИК второй половины 50-х – это, конечно, «праздник, который всегда…», – вспоминает художник. – «Правда, вначале еще сажали студентов, чуть позднее отправляли на перевоспитание на целину. Курсу к третьему мы уже явственно почувствовали оттепель, особенно при такой концентрации бывших и будущих гениев… Мыкание после института года через три закончилось: окружение, друзья, раннее, по тем временам, вступление в Союз художников, удачливое участие в выставках отвратили меня от ухода в андеграунд. А ведь со многими его будущими героями был рядом, даже оказался – неожиданно для себя – участником «Выставки протеста» в Лугано, за что грозились всех выгнать из МОСХа (см. книгу «Другое искусство»).
Одновременно – весьма легкомысленно – иллюстрировал заказные патриотические книжки в «Молодой гвардии». К 70-м годам, оказавшись на распутьи «опоздавшим шестидесятником» с двусмысленной репутацией, «ударил по северам», эволюционируя от модной тогда «романтики дальних странствий» (Чукотка, Диксон, Курилы) к освоению уже европейского Севера, перешедшему в стойкое увлечение древнерусским искусством. К пионерам его второго открытия могу себя отнести. Это движение в дальнейшем «поляризовалось»: одни ушли в православие, другие – в криминал…».
Многие молодые художники в 60-е получили возможность работать в экспериментальной литографской мастерской на Верхней Масловке. Они двигались по пути поиска новой художественной формы, их сюжеты и темы вырастали из движения на бумаге отвлеченных геометрических форм и цветовых пятен. Эти «формалистические» поиски не порывали с пластическим языком, не заменяли художественное содержание рассказом о поставленных глобальных задачах. Ливанову довелось много работать в литографии, а также в рисунке, опирающемся, по словам искусствоведа Галины Ельшевской, «на традиционную культуру наброска, обоснованного, главным образом, пластическими и конструктивистскими задачами, хотя и не избегающего лирических интонаций».
Выставка в «Ковчеге» не исчерпывала многообразия творчества художника, однако представила его главные «отрасли». Серии произведений, представленных на выставке – серии автолитографий «Страницы из альбома» и «Маскароны»; карандашные «Флаконы с бантами» и «Пермские боги»; угольные «Белые рисунки»; коллажи и выполненные авторучкой «Тексты» и «Рисунки с телевизора».
«ВГИК второй половины 50-х – это, конечно, «праздник, который всегда…», – вспоминает художник. – «Правда, вначале еще сажали студентов, чуть позднее отправляли на перевоспитание на целину. Курсу к третьему мы уже явственно почувствовали оттепель, особенно при такой концентрации бывших и будущих гениев… Мыкание после института года через три закончилось: окружение, друзья, раннее, по тем временам, вступление в Союз художников, удачливое участие в выставках отвратили меня от ухода в андеграунд. А ведь со многими его будущими героями был рядом, даже оказался – неожиданно для себя – участником «Выставки протеста» в Лугано, за что грозились всех выгнать из МОСХа (см. книгу «Другое искусство»).
Одновременно – весьма легкомысленно – иллюстрировал заказные патриотические книжки в «Молодой гвардии». К 70-м годам, оказавшись на распутьи «опоздавшим шестидесятником» с двусмысленной репутацией, «ударил по северам», эволюционируя от модной тогда «романтики дальних странствий» (Чукотка, Диксон, Курилы) к освоению уже европейского Севера, перешедшему в стойкое увлечение древнерусским искусством. К пионерам его второго открытия могу себя отнести. Это движение в дальнейшем «поляризовалось»: одни ушли в православие, другие – в криминал…».
Многие молодые художники в 60-е получили возможность работать в экспериментальной литографской мастерской на Верхней Масловке. Они двигались по пути поиска новой художественной формы, их сюжеты и темы вырастали из движения на бумаге отвлеченных геометрических форм и цветовых пятен. Эти «формалистические» поиски не порывали с пластическим языком, не заменяли художественное содержание рассказом о поставленных глобальных задачах. Ливанову довелось много работать в литографии, а также в рисунке, опирающемся, по словам искусствоведа Галины Ельшевской, «на традиционную культуру наброска, обоснованного, главным образом, пластическими и конструктивистскими задачами, хотя и не избегающего лирических интонаций».
Выставка в «Ковчеге» не исчерпывала многообразия творчества художника, однако представила его главные «отрасли». Серии произведений, представленных на выставке – серии автолитографий «Страницы из альбома» и «Маскароны»; карандашные «Флаконы с бантами» и «Пермские боги»; угольные «Белые рисунки»; коллажи и выполненные авторучкой «Тексты» и «Рисунки с телевизора».
